Чем длиннее цепочка, тем хуже дрожжи её переваривают. К тому же из длинных полисахаридов получается обычно не этанол, а чёрт-те что. Вы пробовали изопропанол пить? ;)
дык тогда с него спирту не нагнать, только сероводороду ... как то давно в садоводческом товаришестве кто то шибко умный привез 2 КАМАЗа куриного говна, уде расфасованого в мешках по 5кг, думал продаст садоводам ... через неделю ему пришлось уехать из города, а садоводы и жители домов в радиусе км весь год очень активно интересовались погодой и направлением ветра
Забегаю я к одному слесарю-фотографу. Что за специальность, спросите вы и добавите: такой херни не бывает. И будете правы, но лишь отчасти. Потому что такая хрень все же в советское время была. Я в нормах «чего-куда и скока» не силен совершенно. Но было такое правило, согласно которому штатный фотограф в организации был положен при количестве работающих, скажем, более пятисот. Или четырехсот – не в этом суть. Суть в том, что в этом НИИ людей было меньше, чем нужно, фотограф был необходим, как воздух, а иметь его не полагалось. А зато слесарей-столяров можно было нанимать сколько угодно без проблем. И вот в данном НИИ фотограф был на самом деле слесарем по трудовой книжке. А в соседнем – механиком. А еще рядом – трактористом-машинистом третьего класса. И всем было счастье. Так вот, забегаю я к одному знакомому слесарю в его фотолабораторию (с ума сойти!). Да. А дело-то было утром. Сердце – ходуном. Руки трясутся. Да так, что в кулаки сжимать приходится. А то склянок в лаборатории много. Собью ежели какую – расстроится слесарь. Нет, склянку не жалко. Раствор вот готовить лень – а это время. Ну, а спирт у парня водился. На полке стоит, во флаконе литровом примерно. Пробочка притерта, калий-хлор написан крупно – как положено. Не писать же це два аш пять о аш! НИИ все-таки… Дураков хоть и много, но химию учили все, и на этом уровне знают как «Отче наш». Это другие формулы они забыть могут легко. Ацетона, например. А эту – хрен. Она у всех в мозгу пропечаталась. Ну и дает он мне флакон и стаканчик лабораторный. Открывает кран, воду спускает холодную в раковине, чтобы, значит, ледяной запить. Подхожу. Наливаю в стакан жгучей жидкости. Ставлю флакон на мраморный стол. Почему именно мраморный – не знаю, но он там такой был. Вернее – столешница, конечно, из мрамора. Ну, как в моргах иногда в хороших. Беру стакан поудобнее. Выдыхаю. И выливаю в широко раскрытый еще не отравленный рот. И во время пития… чувствую что-то не то. Причем не сразу понимаю, в чем, так сказать, нескладуха. А постепенно. То есть градус вроде есть. И немалый. И жжет. Но вот вкус… и главное запах – нюансовые. Какие-то сверх того, что должно быть. Бестолковые. И тут – как спица в ухо – не тот, сука, спирт! И сразу – в памяти: Автоочиститель! Изопропиловый, зараза! Выпить я успел грамм сорок. Выблевать сразу – тридцать. Десять где-то осели и не показывались. Я их долго из себя исторгал. Может, и вышли. Не знаю. Хорошо – с утра еще ничего в желудке не было. А и вечером ничего не было – одна водка. Глотал воду – потом блевал. Глотал и блевал. Ну, орал еще, конечно, и матом, напоследок, ругался. Потому как думал – всё. Отжил. Ничего подобного. Изопропиловый, конечно, гадость. Но гадость не смертельная. Слесарь, скотина, бегал вокруг и только мешался. Я потом на стул сел и сказал ему не мельтешить. Так и сказал. – Федя! – говорю. – Не мельтеши, зараза! Дай умереть спокойно! Федя тут взвыл и побежал в дверь – за подмогой… А вот поразмыслить – за какой, мать ее, подмогой? Кто там что в НИИ знает об отравлениях? Пока телефон, пока «скорая», пока у полутрупа выяснили бы, что употреблял. Тут бы и кранты. И звездочка на тумбочке, и выпимшие могильщики, и венок от сослуживцев. Спи спокойно, дорогой друг, мы тебя не забудем. В общем, остановил я Федю. Жив, говорю. Только похмелиться надо. Федя трясущимися, как отбойный молоток, руками правильный флакон нашел и налил полный тонкостенный немецкий стакан из огнеупорного стекла. И уебал я весь этот стакан, и запил ледяною водой, и стал я умнее мозгом, выше ростом и красивее этим… лицом. Не сразу, правда. Минуты через три.
Интересная байка, только слегка натянутая. Потому как изопропанол — это вам не этиленгликоль. То бишь, того, не карательный препарат. Гадостный просто, и по печени бьёт куда сильнее этанола. Потому как окислять его позатратнее будет, зато и надо для эффекту его куда меньше.
no subject
no subject
no subject
Ну т.е. коровий/лошадиный, с куриным не скажу
no subject
no subject
как то давно в садоводческом товаришестве кто то шибко умный привез 2 КАМАЗа куриного говна, уде расфасованого в мешках по 5кг, думал продаст садоводам ... через неделю ему пришлось уехать из города, а садоводы и жители домов в радиусе км весь год очень активно интересовались погодой и направлением ветра
no subject
Так вот, забегаю я к одному знакомому слесарю в его фотолабораторию (с ума сойти!). Да. А дело-то было утром. Сердце – ходуном. Руки трясутся. Да так, что в кулаки сжимать приходится. А то склянок в лаборатории много. Собью ежели какую – расстроится слесарь. Нет, склянку не жалко. Раствор вот готовить лень – а это время.
Ну, а спирт у парня водился. На полке стоит, во флаконе литровом примерно. Пробочка притерта, калий-хлор написан крупно – как положено. Не писать же це два аш пять о аш! НИИ все-таки… Дураков хоть и много, но химию учили все, и на этом уровне знают как «Отче наш». Это другие формулы они забыть могут легко. Ацетона, например. А эту – хрен. Она у всех в мозгу пропечаталась.
Ну и дает он мне флакон и стаканчик лабораторный. Открывает кран, воду спускает холодную в раковине, чтобы, значит, ледяной запить.
Подхожу.
Наливаю в стакан жгучей жидкости.
Ставлю флакон на мраморный стол. Почему именно мраморный – не знаю, но он там такой был. Вернее – столешница, конечно, из мрамора. Ну, как в моргах иногда в хороших.
Беру стакан поудобнее. Выдыхаю. И выливаю в широко раскрытый еще не отравленный рот.
И во время пития… чувствую что-то не то. Причем не сразу понимаю, в чем, так сказать, нескладуха. А постепенно. То есть градус вроде есть. И немалый. И жжет. Но вот вкус… и главное запах – нюансовые. Какие-то сверх того, что должно быть. Бестолковые. И тут – как спица в ухо – не тот, сука, спирт! И сразу – в памяти:
Автоочиститель!
Изопропиловый, зараза!
Выпить я успел грамм сорок. Выблевать сразу – тридцать. Десять где-то осели и не показывались. Я их долго из себя исторгал. Может, и вышли. Не знаю. Хорошо – с утра еще ничего в желудке не было. А и вечером ничего не было – одна водка. Глотал воду – потом блевал. Глотал и блевал. Ну, орал еще, конечно, и матом, напоследок, ругался. Потому как думал – всё.
Отжил.
Ничего подобного. Изопропиловый, конечно, гадость.
Но гадость не смертельная.
Слесарь, скотина, бегал вокруг и только мешался.
Я потом на стул сел и сказал ему не мельтешить. Так и сказал.
– Федя! – говорю. – Не мельтеши, зараза! Дай умереть спокойно!
Федя тут взвыл и побежал в дверь – за подмогой… А вот поразмыслить – за какой, мать ее, подмогой? Кто там что в НИИ знает об отравлениях? Пока телефон, пока «скорая», пока у полутрупа выяснили бы, что употреблял. Тут бы и кранты. И звездочка на тумбочке, и выпимшие могильщики, и венок от сослуживцев. Спи спокойно, дорогой друг, мы тебя не забудем.
В общем, остановил я Федю. Жив, говорю. Только похмелиться надо. Федя трясущимися, как отбойный молоток, руками правильный флакон нашел и налил полный тонкостенный немецкий стакан из огнеупорного стекла. И уебал я весь этот стакан, и запил ледяною водой, и стал я умнее мозгом, выше ростом и красивее этим… лицом. Не сразу, правда. Минуты через три.
no subject
no subject
no subject
no subject
А в запое наутро можно сблевать и от стакана воды. Равно как и захмелеть с него покруче, чем с высаженной винтом пол-литры.