http://borzometr.livejournal.com/ ([identity profile] borzometr.livejournal.com) wrote in [community profile] useless_faq2015-03-17 12:01 am

Кормёжка

В мемуарах Натана Щаранского есть такое:

-- Хватит дурака валять! -- гаркнул врач.  --  Мы  ведь  все равно  вас
накормим!     


На  моих руках,  заведенных  за  спину,  защелкнулись  наручники,  трое
ментов,  как и  в первый раз, навалились на меня, а кто-то еще инструментом,
похожим на огромные клещи, сдавил мне лицо  в тех  местах  под скулами,  где
сходятся   челюсти,   и,  нажимая,  покручивал  этим  орудием,  как  делают,
вытаскивая застрявший в доске гвоздь. Боль  была  невыносимой; казалось, что
зубы трещат. Когда я все же  приоткрыл рот, мне всунули между зубов какую-то
металлическую штуку.
     -- Крути ротооткрыватель! -- услышал я голос врача.
     Я  почувствовал у  себя во  рту  две  железные  пластинки,  которые  от
вращения винта стали расходиться, все более увеличивая просвет между зубами.
Через  минуту  сложная  техническая  задача по  введению в меня шланга  была
успешно завершена.
     Я уже не  сопротивлялся, наоборот,  расслабился,  желая  только одного,
чтобы все это поскорее кончилось. Но неожиданно взбунтовалась такая вроде бы
несамостоятельная деталь моего  организма, как  горло:  когда врач попытался
всунуть  шланг  поглубже,  чтобы  добраться  до желудка,  оно  отреагировало
спазмами.  Мой  "спаситель"  продолжал  шуровать резиновой  кишкой,  пытаясь
преодолеть сопротивление мышц, и я  начал задыхаться,  терять сознание. Но в
этот  момент бессмертный человеческий дух, воплотившийся  в тюремном  враче,
победил  бренную  плоть  зека,  шланг  оказался в моем  желудке, и тот  стал
наполняться питательной смесью, призванной продлить мои дни.



А почему с Савченко такое не проделывают? 
Ведь речь о спасении жизни идёт, а значит все средства хороши?

[identity profile] chapai67.livejournal.com 2015-03-20 08:55 am (UTC)(link)
а вот интервью с Горбаневской
http://npar.ru/journal/2009/3/18_gorbanevskaya.htm

В.А. А какие-то подробности расскажите о своем «деле». Какой диагноз вам ставили и как.

Н.Г. Могли быть некоторые основания для того, чтобы считать мой диагноз обоснованным. Поскольку у меня в 58 году было не знаю что... что-то я почувствовала: нехорошо мне. Я работала в библиотеке, и вдруг обнаружила, что не могу трогать бумагу, то есть не могу работать. Пошла сама в психиатрическую больницу на две недели. Почувствовала, что мне в больнице становится только хуже, и ушла оттуда. Там мне поставили диагноз «шизофрения» под вопросом. После чего я была под наблюдением психдиспансера. Врач, который меня регулярно наблюдал, с\всегда мне говорил: я в диагнозе «шизофрения» сомневаюсь совершенно, у вас был психотический эпизод. Но тем не менее я оставалась на учете. В 1968 году, после демонстрации, в которой я участвовала, я единственная из участников осталась тогда на свободе, если не считать Таню Баеву, которую мы уговорили сказать, что она была не участником, а присутствовала там. Я единственная осталась на свободе, поскольку я и на Красной площади была с маленьким ребенком с грудным, которого я не могла оставить, потому что я его кормила. И меня направили на амбулаторную экспертизу в институт Сербского. И в институте Сербского мне тогда поставили замечательный диагноз, над которым я долго потом смеялась в своей книге «Полдень. Дело о демонстрации на Красной площади 25

В.А. Одну секунду... а за что вас арестовали, по какой статье?

Н.Г. Меня арестовали по статье «190-прим», изготовление и распространение заведомо ложных и измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». И плюс к этому у меня была уже чисто уголовная статья номер ее, кажется, 191 – нападение на представителей органов охраны порядка, при исполнении служебных обязанностей. Нападение у меня было нечаянное... Следователь на суде признал, что оно было нечаянное, тем не менее статья осталась. Ситуация была такая. Я во время обыска нашла давно пропавшую бритву и начала чинить карандаши для своего сына старшего. И вдруг следователь мне показывает бумаги и спрашивает: а вот это как записать в протокол? Я вижу у него в руках рукопись: моей рукой переписанный «Реквием» Ахматовой, но со сделанным ее рукой титульным листом. Я кинулась к нему, чтобы вырвать у него.